В маленькой парижской квартире, где окна выходят на рыжие крыши и романтичные мансарды, где белые стены пытаются вытолкнуть наружу солнечный палящий свет, за стеной играет виолончель. 
Это сосед приехал навестить маму. А когда он приезжает, он всегда маме играет. Виолончель замедляет эту парижскую жару до красивого saudade, такой странной тоски по настоящему моменту.
Правда, иногда приходится слушать гаммы, когда сосед принимает учеников, почему-то у мамы в квартире.

На каждом этаже – по две квартиры. Узкая вьющаяся спиралью деревянная лестница укрыта красной дорожкой, на все пять этажей. 
Маленький, нет, крошечный лифт, где двум людям приходится смешиваться личными пространствами. В таком лифте с незнакомыми не поедешь. Зато со знакомым и любимым можно вдоволь целоваться, идеальное интимное пространство.

В одной из квартир живёт пожилая художница-самоучка, дальняя родственница Антуана де Сент-Экзюпери. Ее не устраивает словесное приветствие соседа-гея, и она все пытается кокетливо выманить у него двойной поцелуй по-французски. Пока, впрочем, безуспешно.

Ещё в одной квартире живёт пара сценаристов. Они работают с известными актерами, тренируют их на роли, и скромно проходят под фамилией Коэн, пока вдруг однажды не выясняется, что муж – это кузен братьев Коэнов, тех самых.

Эти дни в Париже вряд ли понравились бы и Хэмингуэю. Расплавленные дома, кажется, готовы стечь в Сену, парижане перебегают от кондиционера до кондиционера в магазинах и кафе.
Впрочем, Хэмингуэй знал, что делать, и я тоже. 
Холодное вино, маленькая квартира, заваленная картинами, полуобнажённые тела медленно движутся в сквозняке и виолончель с своим глубоким человеческим голосом, в молении о дожде.

Париж, 23/07/2019